"На самом деле ничего не произошло? Я годами думал, если в этой истории когда-нибудь и всплывет правда, что скажут о том времени, последовавшем за 1950-м годом, о тех людях, которые сочиняли музыку, выставляли картины, играли на сцене и жили с хорошим вкусом, без особого стискивания зубов. Написать то немногое, больше чем не писать. Вместо того, чтобы выходить копать и рубить дрова, они наслаждались самовыражением и деньгами.

[…]

Конечно, продолжать жить нужно. Это тяжело очень. И даже если очень тяжело, то значит так. Прятаться и молчать, и работать поденщиком, и стиснуть зубы, и не бунтовать, то есть бунтовать, но не уступать, и жить в проклятом и гневном припадке, и не отчаиваться. Где сегодня есть такое имя, кроме тюрем, которое не застряло бы в грязи?”

Эту вопиющую пустоту, непроходимую пропасть, возникшую между октябрем 1956-го года и последующим периодом, как нельзя сильно можно прочувствовать из этих горьких строк Белы Хамваша. Писатель говорил не о репрессиях, когда излагал эти свои мысли на бумаге, ведь для коммунистов свойственны террор и необузданная месть, это единственное, чего можно ожидать от них, таковы они есть по сути своей, под какими бы масками не скрывались. Бела Хамваш имел в виду предательство венгерских интеллектуалов, о перемене венгерского общества; писателей, марш 1-го мая 1957-го года, то, что жизнь продолжалась, как будто ничего не произошло. Хотя октябрь 1956-го года потряс строившийся мировой порядок, разбудил совесть народов, и сама основа социалистической системы была поставлена под сомнение. После 1956-го года ничто уже не могло быть прежним. И всё же.

Тот факт, что кровожадный Кадар смог закрепиться у власти на 30 лет, имел серьёзную предисторию. В двадцатом веке, в дополнение к двум мировым выгораниям, венгерская нация пострадала от такого уровня искалеченностей территории страны, который был эквивалентен приведенному в исполнение смертному приговору. Но страна восстановилась и начала всё сначала. Наши предки восстановили Венгрию, также как им это удалось и после 1945-го года, с невероятной силой и решимостью. Тем не менее, две убийственные идеологии вторглись в нашу страну, и мы пострадали от обеих тоталитарных диктатур двадцатого века. Сотни тысяч сначала были отправлены в концентрационные лагеря, а затем в лагеря ГУЛАГа. Подъезжали черные машины, раздавалисьтревожные звонки; концептуальные судебные процессы, пытки в подвалах проспекта Андраши 60, концентрационный лагерь в Речк(Recsk) и выселения стали угрозой для повседневной жизни. И вот тогда люди воскликнули: «Хватит!»

«Народ воскликнул. А затем наступила тишина», - писал Шандор Мараи. Но каким было это молчание? Последовала самая глубокая и ужасная тишина в мировой истории. Венгров следовало наказать, нельзя было позволить им стать примером для других искалеченных наций. Четвертого ноября самая большая в мире сухопутная армия вторглась в нашу страну, но «Парни Пешта» (Pesti Srácok) всё еще не сдавались. Хотя ни выхода, ни помощи не было. Запад до конца наблюдал, как мы умираем в агонии, сопротивление было безнадежным.

После оружейной расправы пришли кровавые судьи, и сотни карательных судебных процессов были вынесены в соответствии с прямыми политическими указаниями. Революционное рабоче-крестьянское правительство Венгрии учредило военные суды для наказания рабочих и крестьян, где после вынесения приговора действующий судья не имел права  на пересмотрения судебного дела: единственным наказанием, которое должно было быть приведено в исполнение немедленно, присуждалась смерть. До ноября 1957-го года скоросудебные советы вынесли 70 смертных приговоров. Уголовное судопроизводство находилось уже в ускоренной фазе, не было ни времени, ни места для защиты, для сбора доказательств, в то время как самые основные принципы права не соблюдались. Вместо презумпции невиновности наличие вины было отправной точкой, и окончательные решения могли быть изменены в любое время. Возрастное ограничение для вынесения и приведения в исполнение смертной казни было снижено до 16 лет – узурпаторы власти боялись даже детей.

Эти репрессии во многом превзошли террор Гайнау(Haynau), и если после освободительной войны 1848-49-х годов венгерской нации, борющейся за свою независимость, отомстила оккупирующая иностранная держава, то наряду с этим после 1956-го года венгерское правительство мстило своим же собственным гражданам. Гнев и ненависть возросли до такой степени, что "благословенный богом народ" всё еще не понимал, что "это его страна, он сам её строит". Так что пришлось вбить в голову, сто раз подумать, когда народ снова осмелится взбунтоваться. Хотя у нас все еще нет точных цифр, но по оценкам, число жертв репрессий может превышать 350 человек. Было вынесено более двадцати тысяч обвинительных приговоров, по меньшей мере две тысячи были убиты в уличных боях, более двадцати тысяч получили ранения. Кадар восстановил институт интернирования, который Имре Надь отменил в 1953-м году, и интернировал почти 18 000 человек. Сотни тысяч, а может быть, и миллионы людей, оказались в тяжелом положении на протяжении всей своей жизни из-за того, что они или их родители каким-то образом были вовлечены в борьбу за свободу. И наша сломленная нация продолжала убывать: по меньшей мере 200 000 человек эмигрировали, опасаясь гнева коммунистов.

Одними этими цифрами всё ещё невозможно ощутить ту дьявольскую концепцию, которая с самого начала определяла репрессии Кадара. Старая-новая власть всячеки пресекала возникновению героев, поэтому большинство восставших на баррикадах заранее осуждались как обычные преступники. Именно по этой причине, несмотря на положение в указе о публичном помиловании, объявленное в 1963-м году, бывшие революционеры сидели в тюрьмах даже в начале семидесятых. Но ещё более разрушительными последствиями было запятнание памяти о революции 1956-го года, обесценивался самый яркий момент в венгерской истории, что нанесло серьезный моральный ущерб венгерскому обществу. Люди, запуганные безжалостным возмездием, были апатичны, осознав, что власть, как плохой отец, одной рукой бьёт и проявляет милосердие другой. Они влились в федеральную систему лжи, приняли – поскольку им больше ничего не оставалось – восторг консолидации, но тем самым поплатились ужасной ценой: виновный сделал жертву соучастником.

К счастью, угольки 56-го года не удавалось погасить полностью, было из чего черпнуть сил и моральную поддержку, чтобы начать сначала. Но даже несмотря на то, что с момента падения системы прошло более трех десятилетий, у нас всё ещё есть тяжёлый и неотложный долг: мы должны говорить правду. Нам следует знать истинное лицо кадарской диктатуры и её закулисные мотивы. Нужно разобраться с ложным использованием слов и искаженными мифами, созданными тогдашней властью. Такие понятия, как "гуляш-коммунизм", "мягкая" диктатура, "самые веселые казармы", "чрезмерное потребление" или "истощение", не подходят для описания реальности, необходимо применять новые аспекты и подходы.Только так мы можем понять, что же произошло с нами в годы системных изменений, какие травмы и унаследованное бремя мы несём и поныне.